Описать? Россию?
В предложении?
Предложение — это как Байкал на ладони, как северное сияние над Мурманском в кулаке сжать.
Попробуешь, конечно. Скажешь: «просторы».
И сразу их увидишь: эти необъятности, которые не просто земля, а дыхание. Войдёшь туда — маленький, песчинка, — и сразу теряешься, растворяешься в этом шепоте ветра во ржи, в крике журавлей. И вот что странно: именно там, в этой потере, в этом растворении в бесконечном небытии, ты вдруг натыкаешься на себя.
Настоящего себя. Того, кто потерян и вдруг найден среди белого безмолвия снегов или летнего миража над степью.
История? Не учебник, нет.
Это тяжелый вздох, как древний камень собора.
Многовековые наслоения — боль, слава, грязь и золото куполов — спрессованы в единое сейчас.
А культура...
Ах, эта культура! Она не в пыльных музеях.
Она в душераздирающей ноте цыганской песни, в пронзительной тоске Чайковского, в бредовых красках иконы, что смотрит на тебя сквозь копоть веков.
Она бьется, как перепелка в траве: живая, необузданная, вечная.
А природа...
Русская природа — это не пейзаж.
Это состояние души.
Это береза, плачущая у дороги, как юная девушка.
Это тайга, темная и соблазнительная, полная тишины и глаз зверя.
Это Волга, текущая сквозь века, тяжелая, как судьба.
Это холод, обжигающий щеки, и солнце, внезапно пробивающееся сквозь тучи после ливня: ослепляющее, жалящее, как надежда.
«Россия...» — шепчет Есенин где-то в подсознании, у самого корня языка.
— «Какое слово!»
И в нем — и ранняя роса, и бьющая через край сила, и что-то синее, вечное... [Вот попытка передать музыку и ассоциации: «роса» (утренняя роса), «сила» (бьющая через край сила), «синий» (голубой) с добавлением «вечного» по той невыразимой тоске.]
Слово как ключ, но к какой двери? К той, что ведет в самое сердце этой земли-загадки, земли-страдания, земли-необъяснимой красоты.
И вот почему мы зовем вас.
Не для похода.
Для прыжка. В самое сердце этой загадки.
Ступить на ее землю — подлинную, немытую, пахнущую полынью и дождем.
Прикоснуться к ее камням, вдохнуть ее ветер, услышать ее древнюю песню, древнюю как само время. Чтобы, потерявшись в ней на мгновение, вдруг — ошеломленный, словно внезапным солнечным лучом — вы поняли.
И полюбили. Снова? Или... может быть... впервые?
